Стоял напротив Мавзолея и думал, что раз Бог оставил меня в живых, пройду по Красной площади за всех моих погибших друзей, не дошедших до Победы.
Автор: Николай Жгунов
Они родились в селе Новолокти Ишимского района с разницей в 10 лет: Никита Михайлович Жгунов — 15 апреля 1913 года, Иван Михайлович Жгунов — 6 октября 1923 года. Никиту призвали на войну уже 15 июля 1941, Ивана — в декабре того же 1941 года. О том, как они прошли свой фронтовой путь, рассказал сын Ивана Жгунова Николай. Истории отца и дяди Николай Иванович успел записать еще при их жизни. Читаешь эти строки и понимаешь, все, что делали простые деревенские парни — вставали в атаку под Сталинградом, окапывали орудие под Старой Руссой, печатали шаг на параде Победы, защищали продовольствие для своей части — они делали с большим достоинством, скромностью и внутренним спокойствием, как и полагается настоящему солдату...
26 июля снаряд попал в окопы, где находились корректировщики (офицер и 2 радиста). Разбило рацию и убило радиста. Мы находились в километре впереди линии окопов полка. Ползком офицер и я вернулись на батарею. В ночь на 27 июля батарея по приказу отступила на реку Чир. До 9 августа шли ежедневные тяжёлые бои с немцами. Самое плохое, что было мало боеприпасов. От 12 тысяч солдат нашей 229 дивизии осталось половина. У нас на батарее осталось одно исправное орудие. Когда 9 августа нам объявили, что мы в окружении, и ночью будем прорываться к своим, мы это орудие взорвали. Большинство наших парней погибли в ту ночь. Мы не смогли прорваться, понесли страшные потери.
В степи негде спрятаться. Мы, спасаясь от немцев, заняли оборону в балке. К вечеру 10 августа комиссар сказал, чтобы ночью мы разбивались на мелкие группы и выходили к своим. Мы, новолоктинцы, присоединились к лейтенанту-еврею, который сказал: «Кто не хочет сдаваться, пойдемте со мной». Нас было около сотни человек. В первую ночь в стычках мы потеряли 10 человек. Поняли, что к Дону не пробраться. Развернулись, день отсидели в овраге, ночью пошли. Назавтра нас обнаружили немцы, предложили сдаться. Мы ответили залпом. Пришли танки и давай нас расстреливать из пулеметов. Побежали по чистому полю. Немцы многих убили. Добежали до глубокой балки, спрятались.
Ночью пошли дальше, почти ничего не ели. С водою тоже была проблема. Примерно неделю выходили. В предпоследний день увидели — машина пылит. Остановилась, что- то выбросили из кузова на землю. Развернулась и уехала обратно. Мы подбежали и обнаружили несколько мешков с хлебом. Я ухватил две булки. Одну засунул в подсумок, а вторую начал есть, хотелось очень. Знаю, что нельзя с голоду много есть, а рука сама тянется. Так за 20 минут всю булку до крошки съел.
А назавтра мы вышли к своим. Переправились через Дон. Осталось нас от той сотни, что вышли из окружения, около 30 человек. Спасибо тому лейтенанту, что нас вывел. Знал, куда идти. Нас с ним там разлучили, влили в какую-то часть и сразу в окопы. Никакого особого отдела, никакого СМЕРША. Уж больно немцы наседали. И каждый день с боями и большими потерями отступали в сторону Сталинграда. Наконец, вышли на линию обороны. Там были рабочие Сталинграда и моряки Каспийской флотилии. Они пропустили нас и завязали бой с немцами. Нас переформировали и в составе, не знаю какой части, мы приняли бой (30-31 августа) у поселка Котлубань, километров 30 от Сталинграда.
31 августа немцы шли на нас в атаку. Мы отбили ее. Командир поднял нас в контратаку. Пуля попала мне в грудь в районе сердца и вышла навылет со спины. Боли не было. Отбросило назад на спину. Лицо залила кровь, ударившая фонтанчиком из груди.
Надолго попал в Сибирь в госпиталь. Вылечили. Потом воевал под Воронежем, Харьковом. Во время Курской битвы находился в нескольких километрах от Прохоровки в селе Красное, хутор Батрацкая дача, обеспечивали связью танковую армию. Потом Белоруссия, Польша. Участвовал в захвате плацдармов на Висле и на Одере. На Одере чудом не утонул, когда снаряд разбил плот, на котором мы переправлялись. Участвовал в штурме Берлина. Дошел до Эльбы.
У города Магдебурга встретились с союзниками. Здесь меня вызвали в штаб и сказали, что меня посылают на парад Победы в Москву от 1 Белорусского фронта. К тому времени я был награжден двумя медалями «За отвагу», также «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы». Собрали нас в Берлине. Мы были у рейхстага. Я тоже на стене нацарапал свою фамилию: Жгунов. Расписался за всех своих. Эшелон отправили в Москву. На больших станциях нас встречали толпы народа, играла музыка. Особенно горячо встретили в Москве. На руках вынесли из вагонов на перрон.
Разместили нас в Сокольниках в Ворошиловских казармах. Тренировали здесь же, в парке Сокольники, большей частью в ночное время. Я попал в седьмой батальон сводного полка Белорусского фронта. Командир — гвардии генерал-майор Иоффе. Парадный строй состоял из двадцати шеренг по двадцать человек в шеренге. Мое место было в семнадцатой шеренге, предпоследним , девятнадцатым в строю. Ниже меня, двадцатым, был парень со звездочкой Героя Советского Союза на груди. Каждого обмерили, и в течении двух дней пошили парадную форму.
Утром во время Парада нас построили на Красной площади. Начался дождь. Возглавлял сводный полк генерал-полковник Чуйков. Мы стояли почти напротив Мавзолея. На трибуне был Сталин, Будённый, Ворошилов и еще кто-то. Хорошо их было видно. Стояли долго. Жуков читал речь. Думалось обо всем. Из писем, что приходили из дома, я знал, что из наших деревенских с нашей батареи 229 стрелковой дивизии остался я один (слава Богу, что ошибался, осталось еще двое: Маркеев Павлик и Киселев Леня). И я думал, что пройду по Красной площади за всех них, раз Бог оставил меня в живых, за всех моих погибших друзей, не дошедших до Победы.
Хочется помянуть их поименно: Жгунов Василий Наумович, мой сродный брат, — боепитание. Гультяев Александр Федорович — боепитание, тоже мой сродный брат. Болтунов Алексей Васильевич — правильный. Блаженский Егор Романович — номера. Блаженский Николай Трифонович — номера. Маркеев Федор Васильевич — заряжающий.
И еще хочу помянуть единственную женщину, погибшую в бою на этой войне из нашей деревни, мою подружку и соседку по улице, с которой я, последний из наших деревенских, случайно встретился на дорогах этой войны под Сталинградом. Она приезжала за ранеными солдатами в Котлубань. Это — Болтунова Клавдия Михайловна.
После Парада нас также эшелоном отправили в Берлин. Война закончилась. Но пришло время для моего возраста служить в армии. Служил до мая 1947года.
Иван Михайлович Жгунов участвовал в боевых действиях с 23.07. по 31.08.1942г. и и с октября, 1942г. по 9.05.1945г. Перерыв — эвакогоспиталь. Умер 31 декабря 2009 года.
Сразу после начала войны в Ишиме начали формировать 384 стрелковую дивизию. В 947 гаубично-артиллерийский полк этой дивизии был зачислен и Никита Михайлович (как бывший тракторист — на буксировку орудий). При формировании дивизии из Новолоктей и Мизоново взяли по 2 трактора вместе с трактористами. Из Новолоктей сюда попали Жгунов Никита Михайлович и Смарыгин Федор Романович, из Мизонова также два «самохода»: Гультяев Илларион и Фуртаев Григорий. Воевать им пришлось под Старой Руссой и Демянском.
Запомнились Никите Михайловичу ежедневные передислокации батареи. Переезжали в сумерках и темноте. Было всякое. Однажды при переезде Никита первым тащил орудие. Даже не заметил, что переехал высокий мостик через узкую речку. А второй трактор вместе с орудием упали в речку. Погибли тракторист и два солдата. Но самое тяжелое для артиллеристов — после переезда окапывать орудие, а трактористам трактор. Хорошо, что земля там почти чистый песок и сильно не промерзало. Был полный запрет на разведение костров. Ночевали на кучах из еловых веток. Укрывались всем, что возили с собой, как цыгане. Казались бессмысленными бесконечные атаки из болот, что занимали наши войска, на Старую Руссу, которая находилась на возвышении и была очень укреплена. В этих наступлениях несли большие потери.
Однажды, в конце зимы, ехал Никита Михайлович на тракторе по промерзшему болоту. Все припорошено снегом. Трактор наезжает на трупы припорошенные снегом, которыми усеяно болото. И вот видишь, приподнимается убитый замерзший солдат, которому наехал на ноги. Или над снегом подымается замерзшая рука. Жутко. Жили в впроголодь. Мизоновский Ларька настрелял несколько ворон. Сварил их. Никита очень хотел есть. Взял ложку и хлебнул. Но не смог есть.
На вторую зиму Никита стал слепнуть. Особенно в сумерки и ночью вообще ничего не видел. Товарищи выводили его под руки. Врачи осмотрели, оказалось «куриная слепота» из-за нехватки витаминов. Никите поставили уколы с витаминами, и зрение вернулось.
Как-то раз его одного послали на станцию Кресцы за сухарями с большими санями. Там сани загрузили мешками, и он поехал обратно к линии фронта. Проезжал через вторую линию бороны. Тут наши солдаты усмотрели, что Никита в санях везет. Заскочили на сани и принялись потрошить мешки. Никита остановил трактор, вылез на гусеницу, взял в руки карабин, передернул затвор и крикнул, что будет стрелять, если они не отойдут. В ответ слышит: «Микита, ты?» Голос знакомый. Пригляделся. Родной дядька, отцов младший брат Жгунов Наум, из родной деревни. Обнялись. Дал Никита этим голодным солдатам сухарей. Обошлось.
Когда дома узнали про эту историю, то после войны на гулянках родня часто спрашивала его: «Ну-ка, Микита, расскажи, как на войне из-за сухарей ты чуть дядьку не застрелил?». А тогда было не до шуток.
Дивизию расформировали 3 декабря 1942 года, потому что она понесла страшные потери. Людей почти не осталось. Почти вся Ишимская 384 дивизия осталась в болотах под Старой Руссой и Демянском навечно. При переформировании Никита и Гультяев Илларион попали в одну часть, а Смарыгин Фёдор и Фуртаев Григорий в другую. Больше на войне они не виделись. Фёдор Романович с войны не вернулся. Мать его и жена приходили к Никите Михайловичу после войны, спрашивали о его судьбе. Но ему сказать было нечего. И только через большое время узнали, где похоронен Фёдор.
Далее воевал на Украине, участвовал в боях за Днепр, Запорожье, в Яссы-Кишинёвском сражении. Освобождал Румынию, Болгарию. Болгары относились к нашим солдатам, как к братьям. Стояли в г. Сливен, потом в г. Пловдив. Там в октябре 1945 года свои колхозные трактора и орудия передали болгарской армии. Отметили с болгарскими солдатами передачу техники, попрощались. И эшелоны потащили наших солдат домой в Россию.
Когда доехали до Свердловска Ларька (он был пошустрее Никиты) на вокзале где-то раздобыл чекушку водки. Они сели в вагон и отметили возвращение домой. Ларька сказал: «Никита, разве думали мы под старой Руссой, что вернёмся домой, а вот приехали».
Дома встретила жена Татьяна и сын Иван. Уходил солдат на войну — сыну был год. Пришел, а ему уже 5 лет. Старшая дочка Люба за время войны умерла. Через несколько дней Никиту пригласил председатель колхоза и предложил работу на тракторе. Мужчин в деревне остро не хватало. И началась работа. За мужество и доблесть во время войны Никита Михайлович получил медаль «За боевые заслуги», за трудовую доблесть — орден Красного знамени и медали.
Жгунов Никита Михайлович демобилизован 4.10.1945. Участие в Великой Отечественной войне: с февраля 1942г. по 9 мая 1945г.
Иван
23 июля 1942 года батарея 76 мм орудий заняла оборону против рвущихся к Сталинграду немцев у совхоза № 79 в большой излучине Дона. Батарея входила в состав 783 полка 229 стрелковой дивизии, сформированной в конце 1941 года в городе Ишиме. На этой батарее несли службу более десяти парней из села Новолокти Ишимского района. Всем им в то время было по 18-19 лет. Среди них находился и я, Жгунов Иван Михайлович, радист-корректировщик батареи. 24 июля около 60 танков двинулись на позиции полка. Три дня наша батарея стояла насмерть, не отступив ни на шаг, хотя 25 июля немцы прорвали первую линию обороны и утюжили танками второй батальон полка. Под гусеницами танков погибли несколько парней из нашей деревни. За эти три дня батарея сожгла 9 немецких танков, потеряла 1 орудие.26 июля снаряд попал в окопы, где находились корректировщики (офицер и 2 радиста). Разбило рацию и убило радиста. Мы находились в километре впереди линии окопов полка. Ползком офицер и я вернулись на батарею. В ночь на 27 июля батарея по приказу отступила на реку Чир. До 9 августа шли ежедневные тяжёлые бои с немцами. Самое плохое, что было мало боеприпасов. От 12 тысяч солдат нашей 229 дивизии осталось половина. У нас на батарее осталось одно исправное орудие. Когда 9 августа нам объявили, что мы в окружении, и ночью будем прорываться к своим, мы это орудие взорвали. Большинство наших парней погибли в ту ночь. Мы не смогли прорваться, понесли страшные потери.
В степи негде спрятаться. Мы, спасаясь от немцев, заняли оборону в балке. К вечеру 10 августа комиссар сказал, чтобы ночью мы разбивались на мелкие группы и выходили к своим. Мы, новолоктинцы, присоединились к лейтенанту-еврею, который сказал: «Кто не хочет сдаваться, пойдемте со мной». Нас было около сотни человек. В первую ночь в стычках мы потеряли 10 человек. Поняли, что к Дону не пробраться. Развернулись, день отсидели в овраге, ночью пошли. Назавтра нас обнаружили немцы, предложили сдаться. Мы ответили залпом. Пришли танки и давай нас расстреливать из пулеметов. Побежали по чистому полю. Немцы многих убили. Добежали до глубокой балки, спрятались.
Ночью пошли дальше, почти ничего не ели. С водою тоже была проблема. Примерно неделю выходили. В предпоследний день увидели — машина пылит. Остановилась, что- то выбросили из кузова на землю. Развернулась и уехала обратно. Мы подбежали и обнаружили несколько мешков с хлебом. Я ухватил две булки. Одну засунул в подсумок, а вторую начал есть, хотелось очень. Знаю, что нельзя с голоду много есть, а рука сама тянется. Так за 20 минут всю булку до крошки съел.
А назавтра мы вышли к своим. Переправились через Дон. Осталось нас от той сотни, что вышли из окружения, около 30 человек. Спасибо тому лейтенанту, что нас вывел. Знал, куда идти. Нас с ним там разлучили, влили в какую-то часть и сразу в окопы. Никакого особого отдела, никакого СМЕРША. Уж больно немцы наседали. И каждый день с боями и большими потерями отступали в сторону Сталинграда. Наконец, вышли на линию обороны. Там были рабочие Сталинграда и моряки Каспийской флотилии. Они пропустили нас и завязали бой с немцами. Нас переформировали и в составе, не знаю какой части, мы приняли бой (30-31 августа) у поселка Котлубань, километров 30 от Сталинграда.
31 августа немцы шли на нас в атаку. Мы отбили ее. Командир поднял нас в контратаку. Пуля попала мне в грудь в районе сердца и вышла навылет со спины. Боли не было. Отбросило назад на спину. Лицо залила кровь, ударившая фонтанчиком из груди.
Надолго попал в Сибирь в госпиталь. Вылечили. Потом воевал под Воронежем, Харьковом. Во время Курской битвы находился в нескольких километрах от Прохоровки в селе Красное, хутор Батрацкая дача, обеспечивали связью танковую армию. Потом Белоруссия, Польша. Участвовал в захвате плацдармов на Висле и на Одере. На Одере чудом не утонул, когда снаряд разбил плот, на котором мы переправлялись. Участвовал в штурме Берлина. Дошел до Эльбы.
У города Магдебурга встретились с союзниками. Здесь меня вызвали в штаб и сказали, что меня посылают на парад Победы в Москву от 1 Белорусского фронта. К тому времени я был награжден двумя медалями «За отвагу», также «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы». Собрали нас в Берлине. Мы были у рейхстага. Я тоже на стене нацарапал свою фамилию: Жгунов. Расписался за всех своих. Эшелон отправили в Москву. На больших станциях нас встречали толпы народа, играла музыка. Особенно горячо встретили в Москве. На руках вынесли из вагонов на перрон.
Разместили нас в Сокольниках в Ворошиловских казармах. Тренировали здесь же, в парке Сокольники, большей частью в ночное время. Я попал в седьмой батальон сводного полка Белорусского фронта. Командир — гвардии генерал-майор Иоффе. Парадный строй состоял из двадцати шеренг по двадцать человек в шеренге. Мое место было в семнадцатой шеренге, предпоследним , девятнадцатым в строю. Ниже меня, двадцатым, был парень со звездочкой Героя Советского Союза на груди. Каждого обмерили, и в течении двух дней пошили парадную форму.
Утром во время Парада нас построили на Красной площади. Начался дождь. Возглавлял сводный полк генерал-полковник Чуйков. Мы стояли почти напротив Мавзолея. На трибуне был Сталин, Будённый, Ворошилов и еще кто-то. Хорошо их было видно. Стояли долго. Жуков читал речь. Думалось обо всем. Из писем, что приходили из дома, я знал, что из наших деревенских с нашей батареи 229 стрелковой дивизии остался я один (слава Богу, что ошибался, осталось еще двое: Маркеев Павлик и Киселев Леня). И я думал, что пройду по Красной площади за всех них, раз Бог оставил меня в живых, за всех моих погибших друзей, не дошедших до Победы.
Хочется помянуть их поименно: Жгунов Василий Наумович, мой сродный брат, — боепитание. Гультяев Александр Федорович — боепитание, тоже мой сродный брат. Болтунов Алексей Васильевич — правильный. Блаженский Егор Романович — номера. Блаженский Николай Трифонович — номера. Маркеев Федор Васильевич — заряжающий.
И еще хочу помянуть единственную женщину, погибшую в бою на этой войне из нашей деревни, мою подружку и соседку по улице, с которой я, последний из наших деревенских, случайно встретился на дорогах этой войны под Сталинградом. Она приезжала за ранеными солдатами в Котлубань. Это — Болтунова Клавдия Михайловна.
После Парада нас также эшелоном отправили в Берлин. Война закончилась. Но пришло время для моего возраста служить в армии. Служил до мая 1947года.
Иван Михайлович Жгунов участвовал в боевых действиях с 23.07. по 31.08.1942г. и и с октября, 1942г. по 9.05.1945г. Перерыв — эвакогоспиталь. Умер 31 декабря 2009 года.
Никита
Сразу после начала войны в Ишиме начали формировать 384 стрелковую дивизию. В 947 гаубично-артиллерийский полк этой дивизии был зачислен и Никита Михайлович (как бывший тракторист — на буксировку орудий). При формировании дивизии из Новолоктей и Мизоново взяли по 2 трактора вместе с трактористами. Из Новолоктей сюда попали Жгунов Никита Михайлович и Смарыгин Федор Романович, из Мизонова также два «самохода»: Гультяев Илларион и Фуртаев Григорий. Воевать им пришлось под Старой Руссой и Демянском.
Запомнились Никите Михайловичу ежедневные передислокации батареи. Переезжали в сумерках и темноте. Было всякое. Однажды при переезде Никита первым тащил орудие. Даже не заметил, что переехал высокий мостик через узкую речку. А второй трактор вместе с орудием упали в речку. Погибли тракторист и два солдата. Но самое тяжелое для артиллеристов — после переезда окапывать орудие, а трактористам трактор. Хорошо, что земля там почти чистый песок и сильно не промерзало. Был полный запрет на разведение костров. Ночевали на кучах из еловых веток. Укрывались всем, что возили с собой, как цыгане. Казались бессмысленными бесконечные атаки из болот, что занимали наши войска, на Старую Руссу, которая находилась на возвышении и была очень укреплена. В этих наступлениях несли большие потери.
Однажды, в конце зимы, ехал Никита Михайлович на тракторе по промерзшему болоту. Все припорошено снегом. Трактор наезжает на трупы припорошенные снегом, которыми усеяно болото. И вот видишь, приподнимается убитый замерзший солдат, которому наехал на ноги. Или над снегом подымается замерзшая рука. Жутко. Жили в впроголодь. Мизоновский Ларька настрелял несколько ворон. Сварил их. Никита очень хотел есть. Взял ложку и хлебнул. Но не смог есть.
На вторую зиму Никита стал слепнуть. Особенно в сумерки и ночью вообще ничего не видел. Товарищи выводили его под руки. Врачи осмотрели, оказалось «куриная слепота» из-за нехватки витаминов. Никите поставили уколы с витаминами, и зрение вернулось.
Как-то раз его одного послали на станцию Кресцы за сухарями с большими санями. Там сани загрузили мешками, и он поехал обратно к линии фронта. Проезжал через вторую линию бороны. Тут наши солдаты усмотрели, что Никита в санях везет. Заскочили на сани и принялись потрошить мешки. Никита остановил трактор, вылез на гусеницу, взял в руки карабин, передернул затвор и крикнул, что будет стрелять, если они не отойдут. В ответ слышит: «Микита, ты?» Голос знакомый. Пригляделся. Родной дядька, отцов младший брат Жгунов Наум, из родной деревни. Обнялись. Дал Никита этим голодным солдатам сухарей. Обошлось.
Когда дома узнали про эту историю, то после войны на гулянках родня часто спрашивала его: «Ну-ка, Микита, расскажи, как на войне из-за сухарей ты чуть дядьку не застрелил?». А тогда было не до шуток.
Дивизию расформировали 3 декабря 1942 года, потому что она понесла страшные потери. Людей почти не осталось. Почти вся Ишимская 384 дивизия осталась в болотах под Старой Руссой и Демянском навечно. При переформировании Никита и Гультяев Илларион попали в одну часть, а Смарыгин Фёдор и Фуртаев Григорий в другую. Больше на войне они не виделись. Фёдор Романович с войны не вернулся. Мать его и жена приходили к Никите Михайловичу после войны, спрашивали о его судьбе. Но ему сказать было нечего. И только через большое время узнали, где похоронен Фёдор.
Далее воевал на Украине, участвовал в боях за Днепр, Запорожье, в Яссы-Кишинёвском сражении. Освобождал Румынию, Болгарию. Болгары относились к нашим солдатам, как к братьям. Стояли в г. Сливен, потом в г. Пловдив. Там в октябре 1945 года свои колхозные трактора и орудия передали болгарской армии. Отметили с болгарскими солдатами передачу техники, попрощались. И эшелоны потащили наших солдат домой в Россию.
Когда доехали до Свердловска Ларька (он был пошустрее Никиты) на вокзале где-то раздобыл чекушку водки. Они сели в вагон и отметили возвращение домой. Ларька сказал: «Никита, разве думали мы под старой Руссой, что вернёмся домой, а вот приехали».
Дома встретила жена Татьяна и сын Иван. Уходил солдат на войну — сыну был год. Пришел, а ему уже 5 лет. Старшая дочка Люба за время войны умерла. Через несколько дней Никиту пригласил председатель колхоза и предложил работу на тракторе. Мужчин в деревне остро не хватало. И началась работа. За мужество и доблесть во время войны Никита Михайлович получил медаль «За боевые заслуги», за трудовую доблесть — орден Красного знамени и медали.
Жгунов Никита Михайлович демобилизован 4.10.1945. Участие в Великой Отечественной войне: с февраля 1942г. по 9 мая 1945г.