Весной улица пахла липами и кленами. И акацией.
Автор: Марина Лукина
Улицы тоже имеют свою судьбу. У одних она простая, счастливая и долгая. У других — сложная, витиеватая. Моя родная Профсоюзная... Когда-то ее звали незамысловатым именем — Новая, потому что проходила она по самой что ни на есть окраине города. Новая улица и получила соответствующее название. Мне было не очень приятно узнать, что до революции Новая ассоциировалась с «красными фонарями». Я-то знала ее другой — доброй, сердечной соседями, родной..

В моем детстве, в 60-х, эта улица была одной из самых непроезжих — грунтовая дорога в распутицу превращалась в непреодолимое препятствие для автомобилей. Впрочем, таких отчаянных было совсем мало, кто решился бы пересечь Профсоюзную после дождя. В сухую же погоду колеи да ямы застывали грубыми буграми, что тоже не радовало автомобилистов. Одним из любимых занятий жителей улицы было вечером посидеть на завалинках возле своих домов, понаблюдать какая машина проехала, обсудить «ну и смешные клеши во-оон у того парня, сколько юбок девчонкам можно было бы из них пошить!».

Нам, детям, такие разговоры были неинтересны. Своих забот хватало. У нас с сестрой, например, был старинный самокат на больших колесах, обрамленных толстой белой резиной. Ход у такого аппарата был очень мягким, ему были нипочем даже засохшие колеи на дороге. Наоборот — интересно было пружинить на них, почти не замедляя хода. Пользовался самокат популярностью у всех наших друзей-соседей.

Зимой мы ходили к станкостроительному заводу на пустырь. Там стояла высокая деревянная горка, на которой проходили настоящие чемпионаты по скатыванию — кто быстрее, кто медленнее, боком, спиной, лежа «руки по швам» головой или ногами вперед. Ценилось умение скатиться медленно, не цепляясь за бортики, удерживаясь на льду только весом своего тела. Там мы пропадали всей ватагой — человек по 12, — до полуночи. Никто о нас не беспокоился, не искал, мы же были совсем рядом с домом.

Возвращались в настолько заледенелых мохнатых штанах, натянутых на валенки, что снимали всю конструкцию вместе — штаны с валенками, и ставили это мерзлое получучело к печке. Штаны согревались и обмякали довольно быстро, роняя на пол капли воды.

Весной улица пахла липами и кленами. И акацией. Когда пикульки вырастали, мы делали свистки и довольно надоедливо выводили свои трели. К осени созревали парашютики кленов. Во дворах расцветали астры и георгины. С таким букетом я пошла в школу первого сентября. Братья мои учились в «английской» 21-й школе, а мы с сестрой — в школе № 6 по улице Дзержинского. Не знаю, почему нас определили именно туда, но мне школа очень понравилась.

Уютный купеческий особняк с красивой лестницей внутри, с чудесными широкими лакированными перилами. Кататься на них было запрещено, понятное дело, но все тайком старались это сделать. Ой, не знаю, не соблазнялись ли на то же самое наши учителя, настолько заманчивыми были те перила.

В школу я ходила во вторую смену. Шла по Профсоюзной, потом или по Хохрякова, или по Советской. Кстати говоря, как мне помнится, на углу Профсоюзной и Хохрякова, стоял двухэтажный деревянный дом с табличкой, где было написано, что во время войны здесь проживала будущий герой СССР Марите Мельникайте. На подоконнике второго этажа стояла швейная машинка. Меня почему-то именно она, швейная машинка, и поразила — я была уверена, что Марите Мельникайте сидела и шила на ней себе платья.

По Хохрякова выбирала дорогу, если хотела пройти мимо оранжереи 21-й школы. Сквозь запотевшие стекла было видно, как она набита растениями. С братьями я была в той оранжерее, которую сами ученики не особо жаловали — потому что им приходилось там постоянно «отрабатывать». Самое чудесное, что в ней было — ананас. Настоящий и огромный. А, может, и не ананас, а просто здоровенная пальма. Но я верила, что ананас!

Чаще все-таки я шагала в школу по улице Советской. Из дома выходила очень сильно загодя, чтобы зайти в картинную галерею в Доме политпросвещения. Вход в галерею тогда был с торца, с улицы Советской. Служительницы меня все уже знали и я беспрепятственно гуляла по залам, рассматривая картины и предметы. Особенно привлекал меня зал кукол — в то время в галерее располагались куклы кукольного театра, те, что сейчас составляют его собственный музей. Многие картины мне тоже очень нравились, я сто раз прочитала их описание и уже, наверняка, сама могла бы выступать экскурсоводом...

Тем же путем вечером возвращалась домой. Гордилась, что в классе живу дальше всех. Мои друзья и подружки быстро расходились по домам, наша компания редела и вот я уже шагаю одна. Мне ни разу не было страшно. Везде еще были деревянные дома, «небоскребы» в четыре-пять этажей были в этой части города довольно редки. Я шагала, помахивая сменкой в мешке на резинке. Впереди светились окна моего дома на улице Профсоюзная...