“У меня одна родина - Россия, хотя и была она нам большую часть времени мачехой. Но другой мне не надо”
Привезли моих близких в село Ивановку Ялуторовского района Тюменской области. Здесь, в чужом углу, начался сибирский период жизни моей прабабушки.
Автор: Наталья Серебрякова, Николай Эммануилович Гайт-Радье
Судьба нередко устраивает испытания, а человек в свою очередь преодолевает их, принимая дальнейшие решения. Так вся жизнь превращается в долгую дорогу к счастью...
XIX век только начинался. Россия еще не освободилась от крепостного права, но догоняла европейские страны в своём культурном развитии. Всё сильнее проявлялся интерес к знаниям у простого народа. По уездам и волостям открывались новые церковно-приходские школы и гимназии. Для обучения ребятишек нужны были учителя разных профилей. И вот в этот период наш предок по линии прабабушки получил приглашение на преподавательскую работу в России. Чета Ленгарт, окончив Ганноверскую «Лершуле», приехала в город Саратов и стала обучать немецкому языку местных ребятишек. Это было начало целой учительской династии, непрерывно существовавшей до 1930 года.
В 1917 году, когда Россию закружило в революционном вихре, наследники Ленгарт по-прежнему жили в Саратовской губернии. Дочь последнего из Ленгартов — моя прапрабабушка Парпара Йоргевна. Кроме неё было ещё пятеро братьев.
В этом же 1917 году Парпара вышла замуж за Андрея Андреевича Клюстера. Многие тогда бежали из революционной России, но Клюстеры начали семейную жизнь здесь, в новой, теперь уже советской, стране. О том, что революционные события и гражданская война не коснулись Саратовской губернии, рассказывала дочь Парпары, моя прабабушка Анна. Какой был уклад жизни до революции, такой и остался. Семья была большой и дружной. Жили все вместе. Сыновьям строились дома рядом, поэтому рядом с Парпарой жили её женатые братья. За обеденным столом частенько собиралось до тридцати человек.
У Парпары Анна была первым ребёнком. Родилась она в 1918 году. Из детских лет ей особенно запомнилась школа, в которой она проучилась четыре года. Училась легко, потому что память была хорошей, а ещё потому, что школу эту построил для местных ребятишек её дед Йорг Ленгарт. Он преподавал историю и был директором этой школы. Ученики его очень любили. После гражданской войны в стране всё понемногу вставало на свои места. Строились электростанции, заводы, города. Страна была похожа на огромную стройку. Люди жили с надеждой на долгую и счастливую жизнь. Энтузиазм был характерной чертой того времени. Трудились, кто где мог. Семья прабабушки Ани жила в достатке, не бедствовала. В доме уважали чистоту и порядок во всем. Но привычная жизнь скоро стала меняться.
Приближался 1929 год. Начиналась коллективизация. Из уроков истории мы знаем теперь, какими методами и темпами она проводилась и что из себя представляла. Конечно, в то время образование коммун и колхозов, возможно, и было для большинства людей лучшим выходом из положения. Но не все и не сразу вступали в колхозы. Вот и семьи Парпары и её братьев тоже не спешили.
Задолго до этого родители Парпары взяли на воспитание двоих мальчиков-сирот, братьев. Растили их со своими детьми, как родных, ни в чем не обделяя. Повзрослевшим помогли создать собственные семьи и построить дома. Сложное и трагическое было время. У кого не было большого достатка, те с радостью объединялись в коллективные хозяйства. А такие, у кого хватало в семье своих рабочих рук, не торопились, но судьба не всегда была к ним милостива. Приемные братья отплатили своим названым родителям тем, что написали на них донос: дескать, Клюстеры против создания колхоза.
Октябрь 1930 года. В одну из осенних ночей пришли в семьи Клюстер чужие военные люди. Арестовали мужчин — братьев Парпары, а женщин — их жен и детей — собрали в сельском совете. Попрощаться с мужчинами не разрешили. Жен с детьми приговорили к высылке. Ничего с собой взять не позволили, только носильные вещи. Ни фотографий, ни детских игрушек, ни книг. Парпаре удалось только спрятать в носильных вещах маленькую семейную Библию на немецком языке. Это была семейная реликвия, которую многие поколения передавали по наследству. С этого момента и началась долгая дорога, длиной полвека, раскидавшая родных людей далеко друг от друга. Не думали тогда ни моя прапрабабушка Парпара с прапрадедом Андреем, ни её братья, что станут жертвами такого страшного явления, как репрессии, и будут называть их «врагами народа». Когда увозили мужчин, из дома никого не выпускали. Только один шестидесятидвухлетний дед Йорг, директор школы, бежал за санями и плакал. Впоследствии он уехал в Сталинград к своему брату, где и был похоронен.
С того времени о судьбе братьев Парпара ничего не знала. Что с ними стало? Многие и многие в те годы пережили подобную трагедию. И не случайно Анна Ахматова написала о тех событиях «Реквием». Это воплощение народного горя, народной трагедии. Это крик стомиллионного народа, которому выпало жить в то время, «...когда улыбался только мёртвый, спокойствию рад». В дальнейшем выяснилось, что кого-то из женщин Клюстер отправили в Омскую область, кого-то на север республики Коми.
Парпару Клюстер с четырьмя детьми, младшему было семь месяцев, а старшей Анне одиннадцать лет, сослали в Среднюю Азию, где строился в то время город Фрунзе. Расселили их в степи в палатках. Днем было очень жарко, а по ночам, наоборот, холодно. Питание было скудным. Очень многие из ссыльных гибли целыми семьями. На стройке нужны были мужские руки, поэтому женщинам и детям вскоре разрешили вернуться домой. Возвратившись из ссылки, Парпара с детьми поселилась у своей сестры-учительницы под Саратовом. Но жить в родном селе не разрешили и вскорости ей пришлось уехать оттуда. Уехала в город Балашов, устроилась на работу. Приходилось трудно одной с детьми. Но Парпара была женщина строгая, правильная и требовательная к себе и другим. И ещё добрая. Такими же воспитывала своих детей.
Потеря мужа не сломила её, она стойко переносила все лишения. Не забывала родной язык и культуру. На новом месте быстро встала на ноги. Дети подрастали. И вот уже старшая Анна семнадцатилетней девушкой вышла замуж по большой любви за Ивана Адамовича Гайта. Было это в 1935 году. Один за другим родились трое детей. Недолгим оказалось семейное счастье.
Подошел 1941 год. Началась война с фашистами. Немецкое население России оказалось без вины виноватым, потому что имело несчастье родиться немцами. Август 1941-го. Снова арест и ссылка. С собой разрешили взять только двадцать килограммов вещей, ни больше, ни меньше. Да ещё ограничили время — через три часа надо было освободить родной очаг. Везли их вдоль пустых немецких поселков: с пастбищ возвращался скот, лаяли собаки, а жителей нигде не было видно. Что же их ждало впереди на этот раз? Ждала их Сибирь и наступающая зима.
Привезли моих близких в село Ивановку Ялуторовского района Тюменской области. Здесь, в чужом углу, начался сибирский период жизни моей прабабушки. Селяне встретили ссыльных доброжелательно. Бабушка рассказывала, что ивановцы жили чисто, современно: в домах все белилось и красилось, чувствовался достаток. Жители села не обратили внимания на то, что прибывшие — немцы. Помогали, чем могли: и добрым словом, и делом. Но судьба женщины-солдатки не обошла стороной бабу Аню. Мужа, Ивана Адамовича, в 1942 году взяли в трудовую армию. Больше он оттуда не вернулся. Одной стало труднее и с детьми, и с работой, потому что бабушка была городской жительницей и сельской работы не знала. Да ещё надо было ежемесячно ходить в город Ялуторовск в комендатуру отмечаться. Машину или лошадь для такой надобности в военные годы не давали, тем более ссыльным.
Моя бабушка и ещё пятеро других шли пешком два дня, ночуя в попутных селах. Спустя некоторое время она решила подать прошение о переселении поближе к городу. Выбор пал на деревню Криволукскую. Она находилась по другую сторону реки Тобол и в половодье из неё было трудно выбраться, но от Ялуторовска всего в шести километрах. Здесь и прожила наша славная, добрая бабушка самую трудную часть ссылки.
Я восхищаюсь её терпением и мужественностью. Не умея ни копать, ни косить, ни заготавливать дрова, на новом месте она всему этому научилась. Нанималась на любую работу, чтобы выжить не только самой, но и поднять детей. С ней жила и больная старенькая мать Парпара. Уже в восьмидесятые годы по телевидению показывали многосерийный фильм. Назывался он «Долгая дорога в дюнах» и рассказывал о судьбе ссыльной эстонской женщины Марты. Моя бабушка долго плакала, а на вопрос о причине слёз, она ответила вот что: — Как не плакать, когда судьба Марты и моя как близнецы похожи. Только детей у меня было побольше, чем у неё.
Жизнь продолжалась. Дети подрастали, им хотелось иметь отца. И вот в 1946 году судьба подарила бабушке Ане встречу. Эммануил Павлович Радье был инвалидом, по характеру добрым и славным. Сошлись и стали жить вместе, появились общие дети. Теперь в семье было одиннадцать человек.
С 1953 года, после смерти Сталина, в стране происходят большие изменения. При Хрущеве начинается реабилитация жертв политических репрессий. И вот долгожданное известие — в 1956 году и их семью освободили от ссылки. Вернуться в родные края пока было нельзя. До 1966 года жили ожиданием.
Семье предлагали поехать на жительство в Казахстан или Среднюю Азию, но там были чужие земли. Сельским жителям вскоре разрешили иметь паспорта, а это значило, что можно съездить на Волгу. Хотелось на родину! Наконец-то после 1966 года прабабушка Аня вместе со своей старенькой матерью добрались до Саратовской области. Мечтали вернуться туда насовсем, но своих домов не нашли: целыми были только амбары, флигели да часть мебели. И та стояла в сельском совете, не забирать же!
Вернувшись из поездки, стали отстраиваться на криволукской земле. Подняли и обновили дом, развели сад. Подросли сыновья и дочь, стали хорошими помощниками во всём. Шло время. Мой прадедушка, Эммануил Павлович, хотя и был инвалидом, но работал в колхозе шорником. Его считали ответственным и строгим. Таким же он был и в семье. Дедушка мне рассказывал, что прадед уважал порядок и не терпел разгильдяйство.
В шестидесятые годы прабабушка Аня и её старшие дети от первого мужа начали поиски родных, связи с которыми были утеряны в тридцатые годы. Надеялись хоть что-то узнать через сорок два года. И вот неожиданный сюрприз: в одном из номеров газеты «Комсомольская правда» они прочитали статью о лучших студентах Омского медицинского института. Рядом была напечатана фотография. На ней бабушка увидела лицо, которое показалось до боли знакомым. Среди фамилий студентов был Андрей Клюстер. Боялись поверить в удачу: вдруг это не наш Клюстер, ведь много однофамильцев. Сделали запрос в газету и получили подтверждение, а также домашний адрес Андрея Клюстера в г. Омске. При встрече оказалось, что это, действительно, была семья родного брата Парпары. Выяснилось, что они как были сосланы сюда, так здесь и жили.В семье Клюстер была традиция называть старшего сына Андреем. Эта традиция сохранилась и по сей день.
После института Андрей Андреевич Клюстер стал ведущим хирургом в Омской областной больнице. Семью второго брата, сосланную в республику Коми, разыскали в городе Сыктывкаре. Произошло это уже в 1972 году. Многое изменилось в жизни людей за прошедшие годы, изменились и сами люди. Моя прабабушка решилась поехать в Сыктывкар сама, потому что старенькой Парпары к тому времени не стало. С ней поехал старший сын. Нет таких слов, которыми можно описать эту встречу!
Семь суток близкие все разговаривали и плакали, ведь столько надо было сказать друг другу, о стольком спросить. Дали друг другу слово обязательно писать и хоть иногда встречаться. И жизнь продолжалась. Вот уже один за другим сыновья прабабушки Ани отправлялись служить в ряды Советской Армии. Каждый раз семья по заказу солдата фотографировалась на память. Отслужив, возвращались в дорогую сибирскую деревеньку, которая привольно раскинулась на живописном берегу р. Тобол. Поступали на работу, заводили семьи.
Один из сыновей, Николай, то есть мой дедушка, решил после армии стать историком, потому что мечтал восстановить учительскую династию. Но, увы... Для детей репрессированных при Брежневе на исторический факультет дорога была закрыта. Ещё до службы в армии Николай с отличием окончил медицинское училище в г. Ялуторовске. В 1976 году Николай Эммануилович поступил в Тюменский государственный университет на факультет химии-биологии. Окончив, стал работать сначала учителем, а затем завучем и директором школы в соседнем селе.
Так, через много лет моему дедушке удалось восстановить нить, прерванную в 1930 году репрессиями. Николай Эммануилович Радье тоже считается репрессированным, потому что родился в 1953 году. Деда Коля — человек одержимый. Он, как и прадед Йорг, беззаветно предан школе, детям. Его стараниями в родной д. Криволукской открылась и действует средняя общеобразовательная школа. И также как прадед он проработал в ней директором более 10 лет. В последние десятки лет многие бывшие репрессированные немцы покинули Россию. Разрешением выехать на жительство за рубеж, на историческую родину, воспользовались некоторые из наших родственников. Произошло это в начале 90-х годов.
Они уговаривали ехать в Германию и мою прабабушку Аню, и её сестру, и даже дедушку Колю. Но мне понравился ответ бабули. Я привожу его здесь дословно: «У меня одна родина — Россия, хотя и была она нам большую часть времени мачехой. Но другой мне не надо».
Вот так и осталась наша милая, дорогая сердцу прабабушка в нашей маленькой сибирской деревне, ставшей такой близкой и привычной, незаменимой. При жизни бабушка Анна даже в глубокой старости судила о политике и интересовалась общественной жизнью. В праздничные дни, а также в день рождения бабушки за столом всегда было тесно. К угощениям, с любовью приготовленным её неустанными руками, съезжались сыновья и их жены, дочери, внуки, правнуки. В такие минуты всегда звучат песни, немецкие и русские, много шуток, веселого смеха и разговоров. И всегда в центре внимания была наша бабушка Анна Андреевна Гайт.
Славная, терпеливая, добрая и умная, просто замечательная женщина, которая прошла свою долгую дорогу к счастью!