Вы стали в соцсетях периодически выставлять фотографии родителей, рассказывать о них. Скучаете?
Не то слово, тоскую. Года нет еще, как папы не стало. Мамы нет с 2006. Она была настоящей Феей, и по редкому имени — Анфея Михайловна, и по сути своей. Деликатная и доброжелательная. Она удивительным образом уравновешивала строгий нрав отца — Владимира Ивановича Рыбкина.
Недавно прочитала книгу Юлии Беспаловой «Обращение к себе...» Она исследовала и описала повседневную жизнь западносибирской семьи в XIX — XXI столетиях. Биографии, судьбы, песни своего времени, дневники, рецепты, семейные альбомы...Это оказалось интересно. И я подумала, а почему мы стесняемся говорить о родных нам людях? Вот о других — пожалуйста, а о своих вроде как нескромно? А Беспалова смогла.
Хотите заразить личным примером, чтобы и другие рассказывали о своих семьях? Это характерно вашей профессии?
Возможно. Надеюсь, кто-то еще присоединится, появится желание показать Тюмень в лицах. Знаете, я ведь по специальности, по диплому историка, и не работала. Однако надо — не надо, а храню свои детские письма, письма ко мне и много еще всякой всячины. Это чисто профессиональное плюшкиничество, причем, с юных лет!
Я выложила на фэйсбуке фотографию нашей семьи. Мне годика два. Сидим, смотрим в объектив. И у всех башмаки с белесыми носами, вытертыми. Свои ботинки я отрезала на этом снимке раньше. Такая глупость с моей стороны. Чего стеснялась? А мне в комментариях пишут — какие, мол, лица достойные. А ведь они никакого не благородного происхождения, обычные люди из деревни.
Отчего не состоялся ваш роман с историей?
У меня на третьем курсе случился другой роман — с моим одноклассником. Он приехал из армии на побывку, и мы успели за эти денечки и влюбиться, и жениться, и собраться к месту его службы на Дальний Восток. Родители не препятствовали. Я все бросила и уехала.
И вот представьте: росла я в семье первого секретаря горкома партии. Партийного работника высокого уровня и высоких принципов. Даже до крайности. Он запросто говорил, мол, еду на машине, но тебя не повезу, сама дойдешь. Не баловали нас. Мне, как младшей, в детстве приходилось донашивать за сестрой и братом одежду. И плюс — конечно, же, воспитание на героических примерах, пионерах-героях... А тут маленький поселок под Владивостоком. Моя первая запись в трудовой книжке — «няня-санитарка детского сада фанерного завода станции Океанской». Но не это было дивно для меня. Я впервые увидела, что люди могут вести двойную жизнь. Мужья уходят в море, а женщины ведут себя... по-разному. Заведующая садиком сразу мне сказала, что за первые пять дней деньги я ей отдам. Друг на друга (и на меня!) кричат матом. А я иду мыть горшки в модных кримпленовых платьях, со своими «будьте любезны», «это непедагогично». Писала маме, что мне здесь невозможно духовно развиваться, что женщины вокруг меня сплошь мещанки. Потом, конечно, как-то притерлись друг к другу.
Долго продолжался дальневосточный период?
Несколько месяцев. Потом моего мужа-солдата послали в Харьков учиться на прапорщика на полгода. И я вернулась к родителям в Ханты-Мансийск. Устроилась на радио оператором звукозаписи и вполне лихо склеивала ацетоном пленки, монтировала передачи. Понятное дело, что постоянно высовывалась со своими ремарками и предложениями. В результате мне вручили микрофон в руки, и началась другая жизнь. Сам понимаете, у журналистов работа, как у пожарных — не знаешь, где вспыхнет, где будешь вечером.
Надо было восстанавливаться в университете, доучиваться. Пошла в Тюмени работать на телевидение. И стала «подснежником». Так называли тех журналистов, которые числились на каком-то предприятии, а работали на Регион-Тюмени. Специализировались, естественно, на тематике своего предприятия.
Я была оформлена старшим инженером технической информации треста Оргтехстрой Главтюменьпромстроя. Про его разработки и готовила материалы. Платили очень прилично. Но работать было не так просто. Впрочем, эту систему разрушили при Андропове, когда «завинчивали гайки». Как сейчас бы сказали — ликвидировали непрофильные активы. И нас, «подснежников», всех сократили.
С трудовой книжкой подмышкой вы пошли...
...по улице Республики. По дороге зашла в Обком ВЛКСМ и меня пригласили на работу. Иду дальше — Облсовпроф. Тоже берут на работу. Потом встретился Дом народного творчества. Взяли. Но я-то иду дальше. И так добралась пешочком до музея Блюхера. Меня тут же приняли на работу, где я уже и осталась. Восстановилась на истфаке. Училась. Работала. Полюбила историю заново. Особенно историю края.
Почему? А как же телевидение, манящий экран и все такое?
Все просто — родилась в Тюмени. Жили с родителями в Вагайском районе, Тобольске, Увате, Ханты-Мансийске. Мы буквально проживали историю края вместе с ним самим. Это дорогого стоит. А журналистика всегда оставалась и остается со мной рядом. Где бы я ни работала — очень легко рассказать о чем-то значимом, находке, человеке, событии, когда ты знаешь кому и как. Дело от этого только выигрывает.
На какую должность вас взяли в музей?
Самую лучшую — младшего научного сотрудника! Я благодарна Валентине Анатольевне Шемякиной, моей прежней руководительнице, которая помогла справиться с комплексом провинциальности, научила не бояться. Яркий пример: мы с ней рассматриваем картину, на которой изображен офицер в белом кителе. А может это Блюхер? Чья картина? Студия Грекова. Валентина Анатольевна моментально поднимает трубку и звонит в Москву в эту студию. Так и так, мы музей Блюхера. На вашей картине, часом, не он изображен? Верно, Блюхер. У нас в студии и эскизов куча к этой работе, не знаем куда девать. Вот вам и подарим, Тюмень.
Представляете? Всего лишь звонок... Через это «не бояться!» мне удалось попасть в секретный отдел архива Советской Армии. Представьте, майоры совали мне свои записочки, чтобы я в том отделе посмотрела недоступные для них документы...
Правда, все, что я видела, я записывала в блокнотик, который после каждого визита запирался в сейф. Мне приходилось скорее-скорее по памяти восстанавливать читанное и виденное. Тот блокнотик до сих пор хранится в секретном сейфе секретного отдела.
Какие собственные открытия считаете главными?
Мне посчастливилось найти семь указов комдива Блюхера, которые касались непосредственно Тюмени. Например, не забирать у крестьян коней, по возможности, до окончания сельхозработ. Или: не ставить мусульман в караул в праздник Куйрам-Байрам. Получается, что он пытался сгладить потери у крестьян и заботился о национальном вопросе. Это о многом говорит.
На вопрос: «Какой памятник архитектуры в областном центре вы считаете самым ценным?» ответ очевиден?
Именно так. Республики, 18. Мало того, что это действительно один из самых красивых домов, нельзя забывать о его историческом наполнении. Здесь жил городской голова Иконников, останавливался цесаревич Александр II, жил купец Колокольников — депутат Государственной Думы I созыва (1906 год), останавливался бывший председатель Временного правительства князь Львов. Этот дом помнит шаги адмирала Колчака и комдива Блюхера. Здесь был ЗАГС города — место, которое становится исходной точкой создания семей.
Кроме того, дом-музей Блюхера (музификацию обеспечил профессор Тюменского госуниверситета Павел Рощевский) еще и один из самых старых памятников города. Старше его, пожалуй, только бывший дом Попыванова по улице Орджоникидзе,6. Его сейчас не видно из-за забора, дом под двускатной крышей изрядно врос в землю. В свое время через инспекцию по охране памятников делали радиоуглеродный анализ, и выяснили поразительную вещь — этот деревянный домик почти ровесник Тюмени! Невероятно кажется, правда?
Что вы считаете главным достижением в культуре «вашего периода»?
В лихие девяностые маленькому городскому отделу культуры каким-то чудом удалось забрать себе на баланс у всесильного Госимущества все здания-памятники. По сути дела мы не дали их растащить, приватизировать в частную собственность — за исключением, пожалуй, только одного такого объекта. Верите — нет, что за месяц я сапоги сносила до дыр, пока как руководитель инспекции по охране памятников отдела культуры Тюмени, ходила по городу, выявляя эти самые памятники. Денег в казне не было, и город стал сдавать старинные особняки в аренду на условиях реставрации. За три-четыре года таким образом удалось восстановить около тридцати домов. С некоторыми арендаторами ссорились. Так, вынуждены были расторгнуть договор аренды с музыкальным обществом, которое не могло потянуть восстановление красивейшего здания, где сейчас расположен Банковский клуб (Камышинская, 19). Музыкантов было жаль, но сам особняк того больше.
А позднее, в должности заместителя председателя комитета по культуре Тюменской области, что удалось особенно важное сделать?
Горжусь, что внесла свой посильный вклад в формирование законодательной базы в сфере культуры нашего региона.
Помнится, у вас была какая-то мечта-идея, связанная с домами. Вроде той, что реализована в соседней Синячихе...
История домостроения — интереснейшая часть нашего бытия. На углу улиц Республики и Мориса-Тореза некогда Гидрометеоцентр располагался в здании типичной начальной школы. Такие есть еще во многих отдаленных деревнях. Но в Тюмени больше нет. Разве неинтересно было бы сохранить такой образец? Или, бараки возьмем. Понятно, что люди стремятся к большему комфорту, но ведь можно один такой объект сохранить — ведь когда-то туда с радостью заселялись, жили и были долгие годы. То же самое по другим зданиям. Первый шлаконаливной дом знаете, где находится? А первый панельный дом? Это еще несложно выявить. И повесить таблички.
Вот бы сделать концепцию — дома Тюмени. Получилась бы блестящая экскурсия. Зайти в такой дом, посмотреть одну (выделенную под проект) квартиру, наполненную вещами своего времени, чаю попить... Прекрасное получилось бы путешествие во времени. Настоящий «наш дом». Ведь в памяти каждого человека есть такой образ: для одного это изба дедушки, для другого — хрущевка матери, для третьего «сталинка» его собственной молодости...
Текст: Людмила Караваева