Белый Ягель

Месяц назад, за утренним чаем, мать сказала необычно, не по'женски твёрдо: — Сын, я постарела. Алёшка промолчал и наклонился над блюдцем, и при этом его широкие плечи сделались уже. Мать понимала, что не плечи сына сжались от боли, но всё же продолжала: — Человек никогда не жил один. И тебе нужно женщи' ну! Пусть некрасивую, только бы руки и ноги не были кри' 9 выми, умела бы огонь разжечь, кисы подсушить, дыру в ру' кавице зашить. Может всё это — с ней жить можно. Если бы мать прекратила свой разговор на этом, Алёшка бы вообще не придал её словам особого значения. То же, только чуть покороче, она сказала и год назад. Но сейчас мать, видимо, не хотела говорить впустую и поэтому, помол' чав, добавила: — И потом... ты сам знаешь... Алёшка взглянул на неё и замер. Замолчала и она, пони' мая, что у сына есть больное место и бить по нему жестоко. — Ты зря ждёшь дочь старика Пэтко. Такие не возвраща' ются обратно.