Личный враг бандеровцев

Старый танк «КВ», названный в честь полководца Красной армии, наркома обороны страны Климента Ворошилова, заглох в самый неподходящий момент. «И надо ж было командованию принять такое решение: верхом на танке отправили на передовую», — думал 17-летний Сашка Рычков, кубарем скатываясь на землю, туда — в спасительный черный ход под гусеничные колеса, прячась от непрерывного огня противника. Все, кто сидели впереди, возле пушки, были убиты.

Командир роты подполз к Сане, отстреливаясь в невидимого врага. Сашка в это время безуспешно клацал затвором и пытался понять, отчего его старенький ППД заклинило? Наверное, когда упал, что-то попало, зажало затвор и теперь этот гад показал свою никчемность.

Сашка сразу невзлюбил этот устаревший пистолет-пулемет Дегтярева. Он хорошо разбирался в оружии: с отцом часто охотился, а к началу войны уже был мастером спорта по стрельбе. В общем, толк знал. А когда ему вручили этот потрепанный, с круглой тяжелой болванкой автомат, слегка поморщился — не хотел брать, но других не было. Пришлось разбирать его, долго чистить и смазывать. Казалось, что подготовил «старика» на все сто. А он возьми и подведи. Все складывалось не так в его первом бою под Воронежем осенью 1942 года. «Как специально привезли нас на блюдечке — пожалуйста, кушайте, фашисты треклятые», — Сашка негодовал: кроме того, что попал в ловушку, он еще и остался без оружия. «Хорошо, что командир рядом, — мелькнула мысль, — а то в этом хаосе его не услышать, держаться надо бы поближе». Автоматные очереди не смолкали, но с какой стороны стрельба — Сашка, спрятанный под танковой броней, понять не мог.

Чуть затихло, выглянул наружу: в нескольких метрах от него лежал убитый фриц. В его руке был зажат автомат. У Сашки «загорелся глаз», он выскочил, со всего маху дал своим ППД о танк, так что в руках остался один приклад, отбросил его в сторону, пал на землю и пополз. В несколько секунд оказался рядом с немецким блестящим автоматом, слыша окрики командира: «Куда? Назад! Приказываю! Убью! Дезертир!». Снова загрохотали выстрелы, но он не обращал внимания. Автомат был уже у него в руках, а вместе с ним он забрал и три «рожка» с патронами. «Климент Ворошилов» снова принял его в свои «объятия». В двух словах Сашка объяснил командиру чистоту своих помыслов, получил нагоняй, но уже был в бою. Сразу пришли уверенность и спокойствие: он четко выполнял команды и бил немцев их же патронами.

Уже через неделю молодого меткого и ловкого бойца заметили и направили в разведроту, численностью 50 человек. С новым назначением он получил и оружие, о котором мечтал — безотказный автомат ППШ. Этот пистолет-пулемет Шпагина уже после войны стали называть оружием Победы и сделали главным героем советских военных фильмов, наряду с солдатами. В разведке рядовой Александр Рычков научился читать карты, искать промежутки для прохода наших войск по вражеской территории, бесшумно пробираться в стан врага, вести подрывную деятельность и ловить «языка». На подступах к Курской дуге, предстоящем пекле жестоких боев, разведчик Рычков впервые столкнулся в рукопашной с немцем и получил первое ранение.

Разведчики тогда получили задание разгромить немецкий штаб на станции Касторная, забрать документы и «языка». Сашка считал себя уже опытным, обстрелянным бойцом. С ним пошли тоже не новички, смелые и отчаянные парни. Взорвали штаб, началась суматоха и стрельба, пока сгребали в мешок все бумаги, немцы очухались и напали. На Александра налетел молодой высокий немец, хорошо, что успел отбить его прикладом. Но тот достал финку и снова кинулся в атаку. Сашка интуитивно схватился за лезвие, по руке потекла кровь, но он не почувствовал боли. Левой рукой уже достал свой нож и ловко всадил немцу между ребер. Только хотел уходить, как слышит бабий крик: «Помогите, помогите!!!». Оглянулся, бежит к нему бабка, тяжело прихрамывая, руками машет. За ней никого, бежит прямо к нему. Кругом стрельба. Закричал, сжимая в раненной ладони тряпку: «Уходи, убьют!».

Он потом часто рассказывал эту историю своим однополчанам, и они вместе смеялись много раз. Прибежала эта бабка, немного отдышалась, облокотилась о его плечо, наклонилась к убитому им немцу, просит: «Помоги валенки с него снять». Тут Сашка и увидел: немец был обут в стоптанные валенки, у которых был срезан верх. «Твои что ль?», — спросил он бабку. «Мои, сынок», — ответила та. Оказалось, немец этот квартировал у нее, а когда ночью раздался взрыв, скатился с лежанки, скоро оделся и запрыгнул в ее валенки, что стояли у порога. Чуть не оставил бабку без обувки, ей ведь пришлось нагонять его в немецких кирзовых сапогах — оттого и прихрамывала.

В госпитале Сашке наложили на рану от немецкой финки шов и отправили его обратно в часть. Там его ждал еще один поворот в судьбе, но теперь уже окончательный и решающий. Перед наступлением на Курск Александра Рычкова отправили в Мичуринск, учиться на минометчика.

Три летних месяца он осваивал новую для себя стезю. Учился легко, лишь изредка выезжая на поиск немецких десантников, которых самолеты скидывали в тыл для подрывной деятельности. Но он даже рад был этим вылазкам: его опыт разведчика был востребован, немцев находили и уничтожали.

А принцип стрельбы из миномета 120 мм Сашка понял сразу: надо либо накрывать огнем какую-то точку, допустим, если врага окружили кольцом, либо ставить заградительный огонь — цепь взрывов, чтобы немецкие танки не прошли. При наступлении наших войск он все время пользовался этим приемом и называл его коротко, как и учили: ЗГДО. Когда он впоследствии командовал батареей, то ставил все свои шесть минометов по линейке, четко высчитывая расстояние до противника. Просматривал карты, изучал в бинокль окрестности, получал данные из центрального гарнизона, сверял. И только тогда отдавал команду своим комвзвода открывать огонь. Мины, каждая по 16 килограммов, вылетали далеко вверх, делали дугу и приземлялись мощным взрывом, не оставляя в радиусе 300 метров ничего живого. Он с отличием окончил «учебку». В звании «младший лейтенант» Александра направили в армию к самому Рокоссовскому, командующему Центральным фронтом.

Слухи о генерале ходили самые разные: Сашка слышал, что очень уж тот отчаянный, хотя и грамотный полководец, что высшее командование армии посылает его только на прорыв, на самые сложные участки фронта, поэтому в воинских частях у него сплошь бывшие заключенные, да и сам Рокоссовский еще пять лет назад считался врагом народа и был репрессирован. Позже убедился, что заключенных в армии не так уж и много. Вот он, сибиряк Александр Рычков идет в бой с такими же сибиряками. Ну и пусть, что на Курской дуге много было новобранцев, но тоже ведь земляки, а значит, отважные. На каждом участке фронта очень ценили сибирский характер. Недаром именно «обстрелянных» сибиряков послали защищать Москву, оставив отбивать фашистов под Курском и гнать их дальше менее опытных бойцов. Потери были колоссальными, но врага разбили.

Александр Рычков тогда уже командовал батареей и сам отбирал «чернорубашечников» для пополнения. Но всегда первым делом командовал: «Сибиряки, шаг вперед!». Уже после боев на Курской дуге и тяжелого ранения, на такой вот его клич выйдет парень, друг и боевой товарищ, его комвзвода Володька Байгозин. Смелый и веселый, со вздернутым носом, с ясным взглядом серых глаз и ямочками на щеках от широкой улыбки. А родом он был из Велижан, соседней деревни с родным Сашкиным поселком Червишево Тюменской области.

С тюремными сроками люди тоже, конечно, были, но на них ведь не было это написано. Главное на войне, — не факт биографии, считал Сашка, — а какой ты боец: умеешь воевать — сам выживешь и не дашь погибнуть своим товарищам, и победу приблизишь. Сам Сашка свой военный опыт накапливал жадно: на рожон не лез, за свое слово отвечал головой и поставленные боевые задачи выполнял, руководствуясь своими знаниями, опытом и логикой войны. Даже слух и зрение у него обострялись перед наступлением. Сашкин организм вообще вел себя странно: вроде в напряжении всегда находился, но не уставал, не чувствовал боли, не знал голода. Вроде спал, но ухо было начеку. Под снегом — не мерз, после дождя — быстро высыхал, не раздеваясь. Всю войну — пешком. Спали — под открытым небом. На передовой — в траншее, в плащ-палатке или под шинелью. Сашка умело рыл себе убежище, нырял в него и затихал до следующей тревоги. Немного помучался после ранения: осколок разбил ему всю нижнюю челюсть, выбив передние зубы. В госпитале подлечили, но жевать совсем не мог. Размочит в кипятке сухарь — вот и вся еда. Да и команды отдавать было трудно. Курск навсегда остался в его памяти черным пятном разрывов, огненными «трассами» — следами от снарядов немецкой артиллерии, через которые наши солдаты перешагивали и шли дальше, чтобы наступать-наступать-наступать.

После завершения Курской битвы советская Ставка Верховного Главнокомандования стремилась максимально использовать достигнутую победу. Бои за освобождение Левобережной Украины, форсирование Днепра и выход на правый берег. Впереди у Александра Рычкова был долгий путь на Украину в составе Воронежского фронта, которым командовал генерал Ватутин. Сашка много хорошего слышал от своих однополчан об этом боевом генерале. Но тогда даже представить себе не мог, что станет свидетелем одной самых загадочных историй на этой войне. И не без участия этого генерала.

Сашкина батарея успешно била врага, расчищая путь нашим войскам все дальше на запад. Под заградительные удары попадали немецкие танки. Он наблюдал, как погиб весь кавалерийский корпус, который неосмотрительно послали на немецкие танки. Сашка слышал, как осуждали в окопах действие штаба, а сам до сих пор не мог отойти картин того кровавого месива. Видел, как танки шли на наших солдат стройными рядами и тянули за собой макеты: издалека казалось, что несть им числа. Наблюдал, как кинулись немцы врассыпную, когда снаряд угодил в бревенчатый макет танка. «Это уже не пехота, это беглые люди», — говорил он на правах понюхавшего пороху своим новобранцам из дивизии. Называл таких беглецов «мурашами» и добивали их не спеша, в последнюю очередь, когда продвигаясь все вперед и вперед «зачищали» территорию.

Путь к Киеву был проложен тяжелыми боями. Город освободили от фашистов 6 ноября 1943 года. Газеты назвали это событие главным подарком ко дню Великой Октябрьской революции. Москва салютовала, союзники называли киевскую операцию переломной и писали, что «Германия слышит звон похоронного колокола: на нее надвигается лавина». Командир минометной батареи Александр Рычков вышел из Киева в новое наступление. В составе 1 Украинского фронта им предстояло отбить от фашистов Житомир. В тихом городке Малин в ста километрах от Житомира Саша Рычков попал в очередную «мясорубку» и получил тяжелое ранение в голову.

Он до сих пор клянет себя за тот случай.

Они почти не отдыхали. Прибыли на новый рубеж, ребята только начали устанавливать минометы. Сашка лежал в укрытии и смотрел в бинокль в сторону противника, чтобы обнаружить и уничтожить. За спиной, в нескольких шагах от него лежал радист. Именно он был связующим звеном между Сашкой и командованием. Врага тогда обнаружил, знал уже, куда бить. Но не успел. Не прикрыл створками окуляр, противник заметил отблеск и ударил первым.

Пушечный снаряд угодил в то место, где был связист. Осколки полетели вперед. Падая, перед тем как погрузиться в темноту, Сашка успел увидеть воронку, затем фуражку, которая закрутилась перед его глазами.

Осколок расколол ему затылок. В госпитале, где он очнулся, сказали, что «если бы еще чуть-чуть, то конец». Он переживал тогда за свой промах, стоивший жизни молодому связисту. Однополчане приходили, успокаивали его, ждали, когда их командир вернется. Он и вернулся, даже раньше времени, потому что опять сбежал из госпиталя.

В феврале 1944 года командира минометной батареи Александра Рычкова подняли по тревоге, просили срочно прибыть в штаб. Объяснили, что случилось ЧП: генерал Ватутин, командующий 1 Украинским фронтом, ранен недалеко от места их дислокации, требуется найти врагов и обезвредить. Генерала сильно уважали все, кто с ним шел еще от Курской дуги. Это был боевой, смелый командующий, он прошел Гражданскую войну, имел колоссальный опыт и самое главное — солдатскую жизнь ценил.

Сашка, когда услышал страшную новость, сразу понял, что тут что-то не так. Разобрался уже на месте происшествия.

Засада поджидала кортеж генерала и его сопровождающих в местечке Славута. Небольшое, тихое село, спрятанное в Прикарпатье Западной Украины. Генерал ехал из Ровно. Именно его машину расстреляли прицельно, пропустив первую — с охраной, да и следующую не тронули. Сашка уже к этому времени знал, что в этих местах лютуют бандеровцы. Знал и методы их деятельности: доносы, подкупы, запугивание населения, пытки, убийства. И когда ему показали на карте квадраты, куда, якобы, отступил отряд бандеровцев и которых надобно накрыть огнем его минометов, то не поверил. Не могли они остаться внизу, на равнине, рядом с селеньем. Знают они все горные тропы, по ним и ушли. Но спорить не стал. Хотя и стрелять по этим квадратам тоже не стал. Изучил карту с тропами, сделал расчеты, по ним и ударил. Миномет в горах — самое лучшее оружие. Благодаря дугообразной траектории мина может поражать цели с другой стороны горы. Пушка в таком деле бесполезна. И ведь прав оказался. Когда потом проверяли, все тропы были усеяны трупами. А победителей, как известно, не судят. Даже за неисполнение приказа. Всей минометной батарее тогда объявили благодарность.

Но даже тогда мало кто верил в случайность нападения на генерала. Поговаривали, что его целенаправленно уничтожили, не угодил кому-то из высшего командования. С тяжелым ранением бедра его увезли в какой-то медпункт, неподалеку, потом в Киев. Через две недели генерал Ватутин умер от заражения крови в возрасте 42 лет.

Сашка ненавидел бандеровцев больше, чем фашистов. Сначала думал, что это они подсыпали генералу чего-нибудь, от чего у него случился сепсис. Потом слухи пошли, что это совместная операция бандеровцев и наших. Никто точно ничего не знал. Но Сашка был убежден, что если бы генерала сразу увезли в Москву, то ничего бы с ним не случилось. А бандеровцев, решил он, все равно будет добивать. Вот только дойдет до Берлина, а потом вернется и сведет с ними счеты.

На 1 Украинский фронт вместо погибшего Николая Ватутина направили новоиспеченного маршала Советского Союза — Ивана Степановича Конева. С ним и двинулась на Берлин армия и минометная батарея Александра Рычкова. С другой стороны к ставке Гитлера приближалась армия Жукова. Немцы упирались до последнего. Минометный огонь требовался на всем протяжении пути. И двигаться нашим войскам нужно было максимально быстро. Задача обеих армий состояла в том, чтобы не дать союзникам первыми зайти в Берлин. Наши солдаты тогда не придавали значения высоким политическим интересам, ведь Победа была так близка.

В Берлин они так и не зашли: выполнив задачу, минометчиков перебросили в столицу Чехословакии. Но и в Прагу им зайти не дали. В город их не пустили сами пражцы. Развернули в 30 километрах от столицы с напутствием: «Немцы сами ушли из города, добровольно». Хотя всего в нескольких километрах шли бои. И весной 1945 года минометчики вместе с войсками двинулись в сторону Остравы. События того времени известны под названием Моравско-Остравской операции. Нашей дивизии предстояло выбить немцев с металлургических заводов Остравы, поставляющих запчасти для автомобилей Шкода.

Заводы эти располагались на огромной территории, отлично укрепленной со всех сторон дотами — хорошо укрепленными огневыми точками. Минометный снаряд их не брал. Пробить можно было только пушечным выстрелом. А они летят, да все мимо. Александр к тому времени уже был асом по расчетам, и он не смог удержаться: так сильно разозлился на неумех. Подошел к комвзода, оттолкнул его и взял командование на себя. Попал, конечно, сразу. Доты накрывал из пушки как из снайперской винтовки. А командиру полка доложил, что таких мазил надо отправлять с пехотой, чтоб научился цель вычислять. Командир не только отчитал тогда опозорившегося лейтенанта, но и разжаловал его. Сашка потом долгое время ловил на себе его косой взгляд, но считал себя правым, а потому не обращал никакого внимания.

Май 1945 года застал их в Прикарпатье, где они уничтожали остатки бандеровцев. Вернулись сразу после успешного завершения Моравско-Остравской операции, — как Сашка и предполагал.

Минометчики оттачивали свое мастерство на точечном бое, редко применяемом при наступлении. То там, то тут просили огня. Действовали стремительно: разведчики выявляли банды, пехота окружала со всех сторон, загоняла их в квадрат, передавали координаты минометчикам и те посылали свои заряды точно в цель. Ох, и побегали они тогда по этим горам, бандеровцам тогда сильно досталось.

Победу они встретили здесь, в Западной Украине, вместе с другом Володей Байгозиным и остальными своими «батарейцами» палили вверх вместе со всеми и радостно кричали «Уррра!!».

Но охотиться на бандеровцев Александр Рычков и его минометчики будут еще долго: до февраля 1946 года.

Болехов, расположенный на возвышенности Прикарпатья Ивано-Франковской области, городом нельзя было назвать. Не то поселок, не то деревня. Школа, правда, была хорошая: кирпичная, двухэтажная. В ней и разместили «батарейцев». Они сделали себе нары на втором этаже, на крышу установили пулемет, в общем, приготовились выполнять приказ — обеспечить порядок на местных выборах.

Время, хоть и мирное, но неспокойное. Бандеровцы, как могли, сопротивлялись всему, что привносила с собой советская власть. Устраивали засады, подкарауливали наших солдат и стреляли. Сашка сам не раз попадал в такие ловушки. Угрожали они и сорвать выборы. По всему городу были расклеены листовки с характерным содержанием: кто придет голосовать, тому петля на шею. И все это в красочном исполнении. Солдаты листовки срывали, но они появлялись вновь. Сашка смекнул, что это сами хозяева выйдут затемно, на свою хату поклеят бандеровскую листовку и спать идут. Много пособников среди населения у них было.

Однажды Сашка донос получил: ночью перед самыми выборами на школу нападение готовится. И наводка на хату, где бандеровцы столоваться ходят. Собрал он свою группу, дал инструкции и приказал всем быть на своих местах, готовиться к возможной атаке. А сам с замполитом Николаем Лопасом и пятью солдатами направился по горной тропе к одинокой хате. Хозяина они знали, тот лесником работал, посев для лошадей возле речки держал и жил обособленно. Зашли в комнату: запах такой, что аж слюнки пошли. Готовила хозяйка суп с галушками в огромном котле. Кому столько еды готовит, — не сказала, соврала, что сами едят, а остатки свиньям скармливают. На охране в дверях солдата оставили и сели ждать.

Автоматная очередь не заставила себя долго ждать: оказалось, что охранника нашего заметили из лесу и пальнули по нему очередью. Не попали, правда. Но и уйти не успели. Сашка выскочил и видел, как в сторону леса вверх по тропе один побежал, другие — в стороны. Бандеровец этот, видно, важной персоной был, на поясе у него покачивался планшет. Сашка знал, что такие носят «сотенные» — командиры бандеровской сотни, которая насчитывает до 300 человек. Он за ним метнулся. Бегут, перестреливаются, вокруг щепки летят. Сашка стрелял на упреждение: как только тот разворачивался выстрелить, тут в него и палил. И попал, сначала в бедро, потом в голову. Планшет забрал, вдруг документы в нем. Обычно в таких находили пофамильные списки «сотни», карты, исчерканные какими-то планами, а вот личных документов никогда не находили. Бандеровцы очень осторожными были.

Еще сняли сапоги для Кольки Лопаса: его брезентовые уже совсем развалились. Сашка не знал численность врага: вдруг это разведчики приходили, а в лесу их ждали еще человек двести. Поэтому и сообщил в центральный гарнизон: попросил о помощи. Такое уже случалось: не один избирательный участок разгромили бандеровцы. Прислали ему в поддержку два студебеккера, полные солдат. С ребятами из главного гарнизоны сходили они тогда на место происшествия, но там уже убитого не было — свои, наверное, унесли.

Выборы они тогда с грехом пополам провели. Боялись люди, не шли. А когда их очень просили об этом, то в одну дверь входили, в другую старались незаметно выбежать. Кое-как собрали нужно количество голосов.

После выборов Сашке дали досрочный отпуск. Целый месяц, не считая дороги. Приехал в свое Червишево, мать дома одна была, две сестры старшие в Тюмень перебрались. Людмила всю войну медсестрой работала в Ленинграде, а Зоя в тылу — в больнице, здесь — в Тюмени. Родительский дом покосился, хозяйство пришло в упадок. Дел было много. Месяц пролетел незаметно.

Когда вернулся в часть, в Болехов, то сразу пошел в штаб — доложить о прибытии. Командир ему очень обрадовался, обнял, но скрывать не стал: дом, где квартировал Сашка на следующий день как он уехал в отпуск, бандеровцы взорвали. Хозяйка Зося и ее 13-летний сын погибли. «Так что охота на тебя, парень, объявлена не шуточная», — в довершении всего сказал командир.

Сашка не то, чтобы испугался, но встревожился. Бандеровцы обязательно его достанут, если начали за ним охоту. Он задумался: «Если уж мстить начали, то не отступятся». И решил, что лучше все же ему убраться отсюда. Но командир демобилизовать его не хотел: слишком ценным Сашка оказался со своим боевым опытом, солдатской смекалкой, награжденный медалями и 17 благодарностями, в том числе лично от Сталина. Пришлось прибегать к «выкупу»: отдал трофеи боевые: часы швейцарские, отрезок габардина и брюки новые. Взамен получил «дембель».

Через некоторое время и Володька Байгозин вернулся домой. Оба женились, появились дети. Сашка с отцом построил большой дом, стайку, баню и корову завели. Вместе с отцом ходили на охоту: били лося, зайца — тем и жили. Работал он много: ездил по колхозам, восстанавливал хозяйство, разруха кругом была, а специалистов не было. Потом умерли жена и отец.

Он продал дом и с матерью, сыном и дочкой переехал в Тюмень. Дали ему двухкомнатную квартиру на первом этаже, так мать хотела. Работал до самой пенсии на ТЭЦ в охране. На жизнь не жаловался. По хозяйству сам управлялся.

Добрый, честный и щедрый — завидный жених был. Женщина в его жизни появилась, уже после смерти матери. Но говорит, лучше б и не было ее. Как только поженились, сразу потребовала квартиру на себя записать и к его накоплениям руки все тянула. Квартиру кое-как сохранил, а накоплений все же лишился. Развелся. Так и живет один. Невестке со своей ветеранской пенсии приплачивает, чтоб стирала, да квартиру прибирала. Говорит, что она хорошая, добрая и заботится о нем, как может. Внук дедовскую иномарку эксплуатирует, но когда сам захочет по делам съездить, то садится за руль, несмотря на свои 90 лет.

Войну вспоминает только по праздникам, когда его приглашают в школу детям рассказывать о подвиге советских воинов. Он им не только про войну рассказывает, но и про то, как учился воевать, как в перерывах между боями пели протяжные групповые песни, как любили бороться друг с другом и читать письма из дома. И газетные вырезки о тех встречах хранит.

Есть там и другие фотографии с ним: вот он рядом с губернатором возлагает цветы к Вечному огню, вот идет в колонне ветеранов на параде Победы. Свой юбилей широко не отмечал. Но, когда поздравляют его с праздниками, ему нравится. С удовольствием показывает открытки и обижается, когда забывают поздравить его с прежней работы.

На входной двери у него висит табличка: «Здесь живет ветеран войны 1941-1945 г». Но ее никто не видит — она закрыта второй, железной дверью. Никто так и не удосужился ее перебить. Ветеран не сетует, говорит: «Да уже и не надо ничего».