Судьба или личное решение: как вы попали на экран?
В телевидение я была влюблена. Мой папа был неравнодушен к разной сложной технике и у нас дома были такие прекрасные аппараты, как громадный радиоприемник «Мир» и, конечно, самая лучшая на тот момент модель телевизора. В 1960-м году я окончила филфак Уральского Государственного университета. Первого июля мы отгуляли выпускной, и уже 2 июля я примчалась домой, потому что мама сказала, что по телевизору опять показывали объявление, что требуется диктор на детскую передачу. Пришла на пробы и все состоялось.
Вы стали все-таки диктором детских программ?
И детских, и не детских. Да, конечно, мы ездили в детские садики, записывали ребятишек, как они поют и танцуют, делали для них разные интересные вещи. Представьте себе: в Тюмень приехал цирк. И мне сказали, что с дрессировщиком львов надо поговорить прямо из клетки с хищниками. Надо — так надо! В красивом платьице, на каблучках я вошла в клетку, где помимо нас с дрессировщиком был львенок. И размером вовсе не с котенка. Все было хорошо, пока звереныш не расшалился и не выбил хвостом из моих рук микрофон. Хорошо, что не сгрыз его! Ничего, подняла, обдула опилки и продолжила, как ни в чем не бывало.
Репортаж из клетки... зачем?
А зачем Чкалов летал под мостом, ведь мог пролететь сверху? Чтобы быть первым. И мы так. Все же было интересно, телевидение делало первые шаги. Но делало их так быстро, можно сказать, что оно бежало! Стремительно в городах открывались новые телевизионные станции, совершенствовалась техника. Все учились на ходу. Такой был энтузиазм! Это был период дикторского телевидения — журналисты готовили сюжеты, писали тексты передач, но в эфире все это произносил диктор. Он же писал собственные слова к программам. Более того, дикторы даже озвучивали кино. Когда случался сбой, и фильм прерывался, перед зрителями появлялась написанная художниками заставка-объявление про технические причины, а мы за кадром обливались потом — как при включении угадать место, где начинаются наши слова?
Тексты кто-то кроме вас вычитывал? Если говорить прямо: цензура была?
Не просто просматривали, а очень строго вычитывали. Цензура была официально. Называлась — «лито». Человек на должности имелся. И редакторы тоже были внимательны.
У меня, к примеру, в сюжете были слова одной из сельских женщин. Она рассказывала про местную акушерку, что та — «крестная мама всех ребятишек округи». Я так и процитировала. Редактор меня спрашивает, мол, а сколько тех ребятишек, точно ли она крестная? Надо было либо доказательно говорить, либо не говорить об этом.
Что показывало первое тюменское телевидение?
Только местные передачи, которые шли в прямом эфире, озвученные сюжеты и кино. Три-четыре раза в неделю. Москвы у нас тогда не было. Мы сами ездили в Москву и даже выступали со своими программами. Мне посчастливилось рассказывать о Тюмени на всю страну дважды. В 1965 году, когда у нас уже открыли нефть, я привезла на семинар в столицу собственный текст к передаче о нашем городе. Со мной приехал нефтяник. Я должна была сказать вступительные слова, рассказать о том, что такое Тюмень, что у нас делается, зачем мы приехали. Даже по прошествии стольких лет я хорошо помню: «Многие из вас, дорогие москвичи, быть может, даже не знают, что такое Тюмень, а те кто знают, думают, что у нас по улицам медведи ходят. Город у нас небольшой, но замечательный...» Потом передала слово нефтянику. И в заключение — документальный фильм о том, как добывается нефть. Вторая наша поездка была примерно по такому же сценарию и тоже с отснятым нашим очерком.
На этом снимке вы в студии с космонавтом. Какой это год?
Это встреча с Беляевым в 1966 году. У нас вроде пресс-конференции: журналисты из газет задают свои вопросы, ведущая передает слово, знакомит всех, сама что-то дополняет. На этой встрече в студии оказался мой пятилетний сын. Беляев захотел с ним пообщаться. Сын спросил его, можно ли и ему стать потом космонавтом. Беляев серьезно так спросил его любит ли он кашу и хорошо ли ее кушает? Сын горестно вздохнул, что нет, не любит, плохо ее ест. Ну, тогда не стать тебе космонавтом, говорит Беляев.
Космонавт к вниманию камер человек привычный. А если героем стал обычный труженик, ему было нелегко?
Первые наши репортажи предваряли так называемые трактовые репетиции. Они были обязательны для всех героев: ученых, агрономов, директоров, рабочих. Вот отрепетировали кто и что говорит (переписать нельзя, эфир — живой!), объясняем — здесь загорится красный огонек, тогда начинаем. И все. На большинство людей этот огонек оказывал парализующее влияние, руки трясутся, пот прошибает. Один директор начал, например, так: «Здравствуйте, товарищи телевизоры!». Или вот так бывало: представляю гостя нашей студии, он говорит что-то со стеклянными глазами, потом смотрит на меня умоляюще: «Я не так начал, можно снова?». И мы продолжаем все, но с самого начала.
История нашего края буквально проходила у вас перед глазами. Что-то особенно запомнилось, какой-то сюжет?
Был период, когда прославляли женщин, которые сели за руль трактора. Формировалось целое движение «Женщины, на трактор!» И никто не обращал внимание, что у этих женщин по пять-шесть детей и они их, по сути, бросили ради ударного мужского труда. Меня это очень зацепило и я отказалась читать подготовленный журналистом репортаж. Работу эту отдали другому, а меня обсуждали на летучке. Я осталась при своем мнении. Мне казалось, что правительство делает огромную ошибку и надо помочь ему, не допустить...
Из студии вы вели прямые передачи, а как в те годы, например, показывали парад?
Парад Победы начали показывать намного позже, нежели демонстрации 7 ноября и 1 Мая. Передвижной станции тогда не было — снимали все происходящее из окошка здания почтампта, где, кстати, на четвертом этаже размещалась первые годы тюменская телестудия. Камера снимала, а мы говорили, глядя в монитор. Это не был живой репортаж — текст писали заранее, вычитывали. Важно было точно попасть в кадр, не ошибиться с названием завода, или фабрики.
Мало кто знает, что ваш отец был не просто летчиком, а настоящим героем. Однажды он оказался гостем тюменского телевидения...
На дни литературы в Тюмень приехал знаменитый режиссер Алексей Каплер со своей не менее знаменитой женой — поэтэссой Юлией Друниной. В 1942 году Каплер снимал художественный фильм о войне «Она сражается за Родину» с Верой Марецкой в главной роли. Чтобы знать все доподлинно, Каплер решает полететь за линию фронта в партизанский отряд. Так вот, тем отважным летчиком, который повез его к партизанам, и оказался мой папа — Александр Августович Тимлер. Кажется, это было даже не один раз. И вот теперь Каплер у нас в студии. Он в одной комнате, мой отец — в другой. На фото запечатлен тот самый момент встречи через 30 лет. Каплер и Тимлер в прямом эфире. Волшебная сила телевидения...
Текст: Людмила Караваева
Ее работа похожа на работу часовщика, который отлаживает тонкий механизм целого театрального коллектива. С одной стороны,...